21.10.07
Электоральная политика | международный опыт и российская практика
Григорий ГОЛОСОВ
профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
Вид для печати Постоянная ссылка Письмо автору
«Суверенная демократия» и избирательное право
Пятьдесят тысяч зарегистрированных членов за шестьдесят миллионов рублей могут посостязаться в прыжках через семипроцентный барьер
— У нас здесь холодно.
— В Антарктиде тоже холодно. Даже еще холоднее. А полярникам ничего.
— И грязно.
— В Буркина-Фасо тоже грязно. Полное свинство. И живут же люди.
— И пасмурно как-то все время.
— А я вот был в Англии (в Англии!), — там, знаете ли, тоже облачно, то и дело дождь.
Поборники современного российского режима, именующие его «суверенной демократией», выказывают поразительную при их любви к национальному своеобразию склонность по любому поводу ссылаться на зарубежный опыт. Особенно часто такие поводы возникают у реформаторов избирательного права. За последние годы им удалось многое. Круг организаций, допущенных к участию в выборах, сузился до полутора десятков «официально зарегистрированных партий», подавляющее большинство которых плотно контролируется президентской администрацией. Даже эти партии не составляет труда выбить из избирательной гонки, вменив им в вину разные нарушения при оформлении списков кандидатов или сборе подписей или установив такой избирательный залог, внести который им будет не по силам. Ну а для проскочивших сквозь сито есть семипроцентный барьер, до достижения которого (так устроена «суверенная демократия») некоторым партиям систематически не хватает сотен или даже десятков голосов.
Ну и что? Барьеры установлены во многих странах, использующих пропорциональные избирательные системы. В большинстве избирательных законов, принятых за рубежом, для участия в выборах требуется собирать подписи под соответствующей петицией или вносить избирательный залог. Регистрация партий — тоже обычная практика.
Разберемся по пунктам.
Действительно, заградительный барьер — обычная составляющая пропорциональной системы. Проблема состоит в том, что в России он установлен на слишком высоком уровне. В Западной Европе наиболее широко распространены барьеры, высота которых варьирует от долей процента до четырех процентов. Единственная зрелая демократия, которая в течение многих лет использовала барьер, установленный на пятипроцентном уровне, — это Германия. Но нужно учесть, что в Германии — смешанная избирательная система, в рамках которой партии, сумевшие провести в Бундестаг троих одномандатников, допускаются к распределению мест по партийным спискам, сколько бы голосов они не получили. Например, в 1994 году Партия демократического социализма набрала всего 4,4% голосов. Но поскольку выигрыш в четырех округах дал ей право участвовать в распределении пропорциональных мандатов, общее представительство ПДС в Бундестаге составило 30 мандатов. Правда, и помимо России есть страны, где барьеры превышают 5%. Это Турция (10%), где политический режим сочетает некоторые внешние черты демократии с массовыми нарушениями гражданских свобод, из-за чего она уже много лет топчется на пороге Европейского Союза, и тщательно культивирующее феодальные пережитки крохотное княжество Лихтенштейн (8%). Есть еще Республика Сьерра-Леоне в Африке (12,5%; правда, в состав ее парламента наряду с избранными депутатами входят по должности вожди племен). Такова компания, в которую сторонники «суверенной демократии» втянули Россию.
Действительно, сбор подписей и внесение избирательных залогов — распространенные процедуры (хотя и отнюдь не универсальные: во многих странах партии или кандидаты просто уведомляют избирательную комиссию о своем выдвижении). Разница между мировой и российской практикой в том, что в подавляющем большинстве стран эти процедуры носят символический характер. Их цель — не ограничить круг участников выборов, а просто засвидетельствовать серьезность их намерений. Скажем, в Нидерландах залог составляет 450 евро за партию, в Греции — 146 евро за партию, во Франции — 150 евро за кандидата, в Канаде — 200 канадских долларов за кандидата. На предстоящих думских выборах в России партиям предстоит раскошелиться на 60 миллионов рублей. Переведите, скажем, в евро, и почувствуйте разницу. Что касается сбора подписей, то здесь кардинальное отличие России от других стран состоит в том, что нигде в мире к партиям, использующим этот механизм регистрации, не применяется презумпция виновности. Иными словами, нигде в мире избирательным комиссиям не вменяется в обязанность отвечать на волнующий вопрос — а не фальсифицированы ли подписи? Слова «графолог» и «выборы» в зрелых демократиях относятся к совсем разным мирам. Теоретически, гражданин, заподозривший партию в подделке собственной подписи, может подать на нее в суд. Но на практике о таких судебных тяжбах мне слышать не приходилось. И совсем уж оригинальным российским изобретением является дисквалификация партий из-за формальных нарушений в подписных листах, когда основанием для снятия с выборов оказываются неправильные адреса, неточные паспортные данные и пр. Какие там паспортные данные, если сам внутренний паспорт с пропиской является российской спецификой.
Действительно, во многих странах практикуются процедуры регистрации политических партий. Цель этих процедур состоит, как правило, в том, чтобы защитить от недобросовестной конкуренции идентичность партии: ее название, программу, партийную символику. Со стороны партии регистрация носит при этом уведомительный характер. Иными словами, партии достаточно сообщить в регистрационный орган о своем учреждении и предоставить сведения о тех элементах идентичности, которые нуждаются в защите. Именно так регистрируются партии в Германии, Греции, Швейцарии, Нидерландах и многих других зрелых демократиях. В Австрии, Испании, Норвегии к заявлению о регистрации партии следует приложить петицию, подписанную 5 000 граждан, которые не обязаны при этом быть ее членами или намереваться в нее вступить. В некоторых странах, однако, для получения регистрации партия должна еще и выполнить требования, предъявляемые к ее численности и географической широте деятельности. К их числу относится Россия, где для учреждения партии до недавнего времени нужно было привлечь 10 000 членов, а сейчас — 50 000. Для сравнения: в Финляндии, чтобы учредить партию, достаточно трех человек, в Венгрии — 10, и даже в столь любимой «суверенными демократами» Турции партию могут учредить 30 человек. Правда, в запасе еще есть несколько постсоветских образцов («демократии» вроде Азербайджана и Казахстана), а также излюбленный пример — Мексика. Забывают лишь сказать о том, что в Мексике (как и в Финляндии, и в Швеции) завышенные требования к численности партий давно уже отменены. Впрочем, подобного рода умолчания — отнюдь не редкость: очень часто уродства российского избирательного законодательства оправдываются ссылками на зарубежные нормы, давно уже ставшие достоянием истории.
Вот так обстоит дело с «западными образцами» современного российского избирательного права. Но не только. Мне кажется, что примерно такова же ситуация и с многими другими аспектами современной российской жизни. Недавно довелось поговорить с человеком, который живет в России, но только географически: его профессиональная деятельность, да и весь образ жизни, базируются на «аутсорсинге» в сфере IT. О ситуации в стране он, стало быть, не знает почти ничего: «Российская политика? А что российская политика? Я думал, здесь как везде, — демократия и капитализм». И это, конечно, выдающееся достижение пропагандистской машины режима. Но нет, мой друг, демократия и капитализм здесь особенные, «суверенные». И как бы объяснить попроще, что это такое? Примерно так: поискать по всему миру, найти самое худшее, ухудшить по возможности, да и собрать в одном месте, как на помойке. Беда в том, что это место называется — Россия, и на помойке предлагается жить не кому-нибудь, а персонально нам с вами.
http://www.politportal.ru/analysis/detail.php?ID=249
